Вы спросите, для чего я вдруг переключился от садоводства и стал говорить о «своей» радиотехнике и видеотехнике? А посмотрите заголовок – так написано, что я буду говорить о моих целях не только в садоводстве, но и в жизни. А радиоэлектроника – это и есть моя главная профессия – в садоводстве же я только любитель, (чужак для профессионалов, специалистов - аграриев и биологов), даже если и научился здесь кое-чему самоучкой и в том числе зарабатывать немного для своего поддержания, и это стало моей основной трудовой деятельностью. Но душа моя в основном – там, поскольку именно там, в современной технике, электронике, СМИ сейчас происходят революционные события, определяющие ход всего человеческого развития, прогресса. А вовсе не в садоводстве, к сожалению, сейчас это всего лишь очень узкая область народного хозяйства, (особенно малопродуктивного северного и с открытием границ и развитием транспортных средств). (Хотя и занятия одной техникой мне тоже быстро надоедают – я туда ныряю с головой периодически, по мере освоения ею новых рубежей или возникновения своих потребностей, связанных с необходимостью покупки новых аппаратов – обычно раз в году, зимой, читая накопившиеся технические журналы).
Надо признать, в садоводстве мал удельный вес творчества – в основном это грубый физический труд, даже если он достаточно квалифицированный (например, обрезка больших старых деревьев). Так что садоводство для меня – не цель, а скорее средство для поддержания через интерес к природе Земли Русской, культуры народной, а заодно и (само)сохранения и развития в трудные времена. (Но у садоводство есть и такой плюс, как и у натурального хозяйства в целом - это часть реальной жизни, атрибутика ее, которая обрамляет мою семейную и личную жизнь, является ее фоном, и частью снимаемых сюжетов, насыщая мое видео красочными картинками, приятными душе и глазу. Тут и растения, и плоды, и земля, и камни, и цветы, и бабочки, и люди в работе. А что бы я снимал в городе? Машины, заполнившие все тротуары, где прямая видимость ограничена несколькими метрами, да помойки, да дома - однообразные серые коробки).
Великий и скромный Антон Чехов представлялся доктором (а «пописывал» лишь в свободное время для удовольствия и за деньги). Я тоже считаю себя инженером (не мне судить каким), а не садоводом (и тем паче – «писателем»). Если честно – то садоводство для себя, как творческое занятие, я исчерпал (в основном – хотя экспериментировать с испытанием новых сортов можно долго, особенно если глупо все подряд и наугад – тут сто жизней не хватит). Дальше углубляться в физиологию растений или вообще биологию – я не хочу и не собираюсь, это серьезная область для специалистов и более молодых азартных людей, пусть прокладывают новые дороги в агронауке. У меня же есть и другие интересы в жизни – и новая бурно развивающаяся техника, изучение и освоение которой уже требуют много времени (от компьютера до всех видов БРЭА); и политика (по определению – общественная жизнь, включая неразделимо «культурную» ее составляющую, хотя их пытаются искусственно разделить «грязные» политики.); и хозяйственные интересы (по благоустройству быта) и обслуживание семьи. (Про спорт, отдых, путешествия, или программу по сохранению своего здоровья, чем многие так озабочены, я не говорю – на это нет времени, если я устаю – то просто либо сплю, либо лежу, отдыхаю и думаю - люблю думать по утрам, когда есть возможность потянуться в постели, или ночью, проснувшись от чего-то: всегда есть незаконченная мысль, которую надо додумать, помусолить, «пожевать» - как корова, которая по ночам жует отрыгнутую жвачку).
Но самое интересное в жизни – это конечно люди, особенно в сочетании и взаимосвязи друг с другом – т. е. общество. Их поведение; настоящее, прошлое и будущее; пути и законы развития общества; мировая политика и мы (страна Россия) в ней (поскольку теперь уже нельзя Россию рассматривать как самостоятельный, «независимый» субъект планетарной жизни).
Представьте, что Вы оператор, и снимаете жизнь (в широком смысле, во всех ее проявлениях), все подряд, а потом просматриваете пленки («долгими зимними вечерами»). И проконтролируйте себя – что Вас больше всего интересует.
Из общего информационного видеомусора Вы, конечно, выделите сначала сложные («культурные», «организованные») вещи – например, самые красивые дома – дворцы, красивые автомобили, пароходы, самолеты, красивые вещи в музее и пр, - т. е. рукотворные предметы, созданные человеком-творцом, или произведения искусства.
Но еще больший интерес у Вас вызовет живой мир, флора и фауна. Растительный мир еще интереснее «мертвого» отражения в искусстве, в предметах или в картинах, как бы красивы не были последние. (Чернышевский был прав, когда говорил в романе «Что делать», что «любая жизнь лучше самого лучшего сна».) Например, живая роза, да еще распускающаяся в замедленной съемке – будет много привлекательнее, чем нарисованная; или чем примитивная вещь – даже красивый резной стол или стул. Степень искусства в том и заключается, чтобы как можно ближе «мертвая» отражение приближалось к живому по восприятию или по его силе (когда художник даже усиливает его большим, чем в реальной жизни, подчеркивая его красоту, гротескно выпячивая главные параметры).
Но еще интереснее, конечно, кадры со снятыми животными и зверями, (и менее – с мелкими живыми тварями – птицами, змеями, еще меньше – с насекомыми). Умиляют съемки домашних животных (особенно собак, менее – кошек), крупных зверей и диких животных в зоопарке (и тем более на природе в естественных условиях, например, лосей, медведей, лисиц).
Еще более интересны в кадре дети, особенно свои и близкие, еще и потому, что эти мгновения – нахождения их в определенном, особенно в младенческом возрасте, когда они быстро растут и изменяются – неповторимы. Но взрослые люди, особенно «сложные» - достигшие высочайшего уровня «культуры» (разных видов, в разных областях) и известности – представляют еще больший интерес для общества «в кадре» и особенно (повторю это слово, извините) после их смерти (возьмите, например, интерес к редким кадрам самодеятельной съемки А. Солженицына, В. Высоцкого, В. Мигули, В. Толкуновой, А. Абдулова, В. Галкина и мн. др.).
Но, конечно, самый большой интерес вызывают съемки важных общественных события и природных катаклизмов с участием большого количества людей (например, цунами на индонезийском побережье, или военные репортажи из «горячих точек» планеты; или, как минимум – большие спортивные или шоу мероприятия – типа олимпиад, фестивалей, карнавалов и пр.).
Так и на своих снятых пленках всех членов семьи и гостей интересовали, прежде всего, те, где сняты люди, особенно они сами, да еще в сложных ситуациях, в движении: на юбилеях, на отдыхе на природе, в играх и пр.; дети малые, всегда забавные; потом пес любимый во всех ситуациях (поет под телефон; плывет на поводке, тащит меня; играет с ребенком, гоняет по парку). Но это не удивительно и закономерно, точно также как дерево украшает поле, поляна лес, человек украшает всю землю.
Все гости (за редким исключением) не хотели долго смотреть отдельно садоводческие сцены, даже лучшие: на виды сада, даже в цвету или плодах, на цветы (сортовой сирени, жасмина), сбор ягод (клубники) и плодов разных видов яблонь, груш, слив (и многочисленных сортов); на мои многочисленные походы по саду и участку с рассказами про каждое дерево, саженцы, наши садоводческие дела и вообще про жизнь. На все наши постройки, что мы делали «потом и кровью» многие годы. Бросали быстрые взгляды, как на фото, и просили «перелистнуть» дальше – «Ну, все понятно».
В общем, привлечь внимание людей очень трудно – надо заслужить его. Но это не повод для уныния – просто живите по своему и делайте то, что Вам интересно и считаете нужным, (и снимайте для себя) - тогда Вы неизбежно чего-то достигните и станете полезны людям, и они сами будут просить вашего внимания и совета. («Никогда ничего не проси – сами придут и дадут» - Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита»).
Короче – так и болтает мой «интерес» между этими главными направлениями в моей жизни: садоводческая деятельность; строительно- ремонтно- хозяйственная; техническая; политическая; семейная. Пока занимаешься одним – накапливаются изменения в другом, за год, например, в технике, политике – и опять жить интересно.
РОБИНЗОНЫ ХХ ВЕКА
В конце 80-х гг прошлого века в толстом литературном журнале был опубликован рассказ одной молодой (а молодыми тогда назывались все писатели моложе лет 50-ти) советской писательницы Людмилы Петрушевской (как помнится), под названием «Робинзоны ХХ-го века».
Большого смысла в нем не было, а какой был, заключался в том, что некая молодая пара поехала пожить в глухую русскую деревню (вроде бы, купили дом или он им достался – то не так важно, ибо в литературном стиле, да еще женском, на такие «мелочи» обращать внимание не принято, да и я не все сейчас вспомню, а только главное). А далее описывалось – опять же с женских иждивенческих позиций (пока она писала свои вирши) – как они там обживались, в таком стиле: «Муж долгими днями любил бегать по окружающим лесам на своих длинных ногах» – зачем, не помню, допустим, за грибами-ягодами – я тоже всегда любил побегать по лесам, особенно по новым незнакомым местам. А в промежутках он что-то то ремонтировал (что – опять же непонятно, да и не важно): «Однажды он побежал куда-то по окраинам деревни и принес доску (или доски) и кусок жести/кровли», и что-то там разваливающее подлатал. Еще там фигурировала какая-то страшная черная бабка-соседка Матрена, которая, кажется, вскоре, при них, померла.
Больше ничего мне не запомнилось – значит, того и не стоило. Осталось только ощущение безвыходной тоски от нашей русской серости, отсталости, бедности, расхлябанности и вымирающей обессилившей деревни (а значит, и народа, отметим – ибо народ без своей земли – не жилец). А сам рассказ появился как симптом возникшей обратно тяги к земле подвыдохшейся в городах интеллигенции, (в прошлом тех же, в массе, крестьян), постоянно усиливавшейся в связи с долгим, десятилетиями, сдерживанием правительством возможности ее получения, тем более в нормальных для интересной жизни количествах (по 15 соток и выше, лучше до 30-40, что в принципе в нашей стране не проблема – земли пустующей или заброшенной - полно). Многие тогда, в конце 80-х, бредили о земле, как об идиллии, мечтая получить участок, купить дачу или дом – только у нас на работе организовалось одновременно несколько дачных кооперативов, «пробивавших» землю на разных направлениях под Москвой.
[Вряд ли эта семья выдержала деревенскую жизнь с подобным подходом – много таких «дачников» - научных сотрудников и прочей «гнилой» интеллигенции, побросали свои полусгнившие «лесные избушки» еще в начальный период «перестройки». Не занимаясь всерьез землей (или «живностью») – в деревне делать нечего (отдельных писателей-художников не в счет). Но и заниматься в одиночку/семьями – тоже не рентабельно, а крупные хозяйства без помощи государств тоже не организовать (тем более что политика сейчас против них – и старые совхозы только недавно разогнали); к тому же очень трудно создать высокоэффективные сельхоз предприятия в нашей зоне рискованного земледелия в условиях, когда открыты границы мирового рынка, а цены упали на сельхоз труд раз в 5-10 по сравнению с советскими временами, да большую часть прибыли крестьян съедают многочисленные посредники.]
Когда я читал этот рассказ и работал в аппарате оборонного министерства, то и думать не мог, что очень скоро и мне придется попасть в такую деревню, в самой глубинке области. И жить там долго и почти на постоянной основе, теперь уже около 20 лет, все реже приезжая в город (в прошлом году я не приезжал в «домой» в Москву ни разу за весь выездной «сезон» - с начала апреля 2009 по конец января 2010 г, так окончательно «засосала» тамошняя жизнь своими делами, а к тому же привязали к дому еще и здоровым псом – с ним трудно ездить в такую дальнюю дорогу).
Вообще-то наша деревня, когда мы туда попали, не была отсталой и «умирающей», скорее наоборот – это была крупная возрожденная деревня (несколько десятков дворов), с примыкающими еще двумя примерно на столько же домов. В конце 80-хх, по программе развития нечерноземной зоны «партии и правительства» (тогда коммунистической и советского) – здесь были отстроены новые бетонные двухэтажные дома для молодых совхозных семей (всего около десяти), была начальная школка, лесная школа, общежитие для работников «шефов», клуб с библиотекой, магазин, детсадик, медпункт, здание управления отделения совхоза, центральное водоснабжение, паровое отопление, ходил местный рейсовый автобус 6 раз в день до центральной усадьбы совхоза. И был большой современный животноводческий комплекс. Молоко лилось рекой, а навоз стоил сущие копейки (телега «слева» - всего бутылка, а теперь – забегая вперед – ни за какие деньги не купишь.). А главное, жили-были дееспособные люди, были рабочие места.
Сейчас от комплекса и прочего совхозного имущества (что не прихватизировали) остались руины, а от людей – «шлак» (по выражению лагерного писателя Варлама Шаламова) – старики, в основном бабушки (и то совсем мало), да их дети-дачники, которые постепенно тоже стали пенсионерами или инвалидами и приехали сюда доживать, в основном в летнее время. Да пара-тройка бессемейных пьяниц, которым некуда податься. Все остальные уехали, кто мог, кто куда. Сначала совхозных коров роздали по домам, потом порезали и тех и своих, без совхозных кормов и тракторов кормить их оказалось нечем (да и не для кого, местного населения не осталось, продавать некому, и свои дети поразъехались), а теперь и сама центральная усадьбы совхоза приказала долго жить (а раньше у него было 12 отделений в крупных деревнях).
Эпилог – о моей главной цели в жизни
(Вместо оптимистической трагедии)
Но я не плакаться в жилетку здесь перед Вами собираюсь по советской власти и социализму – народ «выбрал сердцем», что хотел, будем так считать (а кто не смог, не отстоял, или был обманут-самообманут – теперь не столь важно). Мне ни дураков, ни подлецов и трусов не жалко, а уж сознательно выбравших такой путь (считавших себя лучше других и не оцененными при социализме) - и не вписавшихся в него – тем более.
И не хочу лить «крокодиловы слезы» по тому, прошедшему «казарменному» социализму, который и социализмом настоящим не был (а всего лишь «предсоциализмом», мое определение, см. мою раннюю работу «Открытое письмо в газету Завтра», в политическом разделе на этом сайте). Когда для нормального творческого человека жить было очень «тесно» - нельзя было ни куда поехать а главное – прикоснуться к ценностям мировой цивилизации и запретным плодам технического прогресса (тем же лучшим импортным и даже отечественным автомобилям, сложной бытовой электронике и технике, компьютерам, стройматериалам, иметь хорошее просторное жилье (дающее возможность личного культурного развития) и/или достаточное количество земли (которой пропадает в России великое множество) и совершались прочие «благоглупости» (якобы в интересах общества и самого человека).
Что я получил бы от социализма за прошедшие 20 лет, если бы он продержался? Прогнил бы в своем «оборонном комплексе», худой и бледный, «за колючей проволокой» (в смысле за проходной с вооруженной охраной) стряпал бы никому не нужные ракеты, молясь, чтобы ими не выстрелили? Был бы до конца дней своих рабом государства в лице начальника, который бы мне дозировано отпускал часы и дни отгулов (счастье, измеряемое свободным временем, о котором всю жизнь мечтал больше всего на свете) – (даже если работы «не было» срочной и вполне можно было уплотниться за счет домашнего труда.) Мои ровесники, оставшиеся работать и «пересидевшие» трудный период 90-х, превратились в жалких замученных потерянных людей, не увидевших ничего в жизни – большинство без семей, дач, машин, современной электронной и радиоаппаратуры, в бедности – оставшись в своих стареньких не отремонтированных квартирках со старенькими родителями на своих скудненьких пенсиях (на которые при рынке не прожить по человечески – в смысле с достоинством). Да и от жизни современной они отстали «навсегда», хотя, вроде бы, жили в центре, городе, Москве-столице.
Так что я вполне искренне благодарен Гайдару, что он стронул меня с насиженного места и заставил «развиваться в трудностях», уехать в добровольную ссылку «за 101 км», куда (и в наш Шатурский р-н) при социализме ссылали преступников и неблагонадежных. Я пожил на своей любимой русской природе, в заповедных почти лесах. Очень многому научился за эти годы и многое сделал – правда, больше для семьи, а не для государства (но где здесь четкая граница и есть ли она вообще?). Тем более что государство само отказалось от моих услуг и мой труд ему оказался не нужен в те годы (слава богу, прожили на накопленных вооружениях). Как я говорю: «Я никогда так много не работал, как тогда, когда стал «безработным»). Мы были и плотниками, столярами, плиточниками, штукатурами, малярами, электриками, дровосеками, садовыми рабочими, жестянщиками, автомастерами, слесарями, стекольщиками, монтажниками-высотниками, печниками, рыли колодцы и мн. др. Например, сделали лучшие в деревне забор-сетку с металлическими столбами, колодец, гараж с ямой, душ, туалет, веранду сложной формы, бетонные подвалы под домом и всеми пристройками; тройную антенну (спутникового и эфирного телевещания и радиоантенну УКВ с приемом в сумме нескольких десятков станций), плиточные дорожки вокруг дома и водопровод под ними по всему участку, большую теплицу по собственной конструкции и пр. Про садоводство я не говорю – здесь я тоже достиг определенных «высот», растения я теперь чувствую, по внешнему виду, и могу разговаривать с ним глазами, как со своим любимым другом-псом. Этим мы показали многим пример в нашей деревне, и так (кое-что) стали делать и другие.
В принципе – каждый получил от «перестройки» то, что хотел (пьяницы – возможность спиться и даже загнуться при дешевой водке, кто-то – артисты, спортсмены, ученые - поехать за границы; кто-то отдыхать или посмотреть мир, кто-то поработать или насовсем; кто-то сменил профессию, кто-то – просто смог побездельничать – раньше судили за тунеядство, и пр.). Но если бы народ не захотел этой «перестройки» (попросту – перемен в сторону расширения свобод личности) и «стать миллионером» - пусть на костях ближнего – то никто не заставил бы ее принять и поддержать (пусть молчаливым бездействием). Народ сам обуржуазился при развитом социализме и развратился, за что и поплатился (в смысле рабочий класс, который потерял больше всего, и, главное – свою «гегемонию»).
Но, с другой стороны, народ и сам нутром понимал и понимает, что ему нужна порка и что «без поротой задницы» он не зашевелится и работать «по западному», и тем более «по восточному» - он не будет. Поэтому и подставился реформаторам, туда ему и дорога. И пусть каждый теперь получит свое. По той оценке, которую ему даст новое время. |
